Мы отучили их бояться…

Корреспондент:

Порог 4-Э класса я переступила в начале первого урока. В расписании напротив него стояло 4 буквы — ТРИЗ. Я тихонько присела на «галерке», собираясь достать и подготовить диктофон… Скажу сразу, что про диктофон я сразу забыла: очень уж захватило то, что происходило на уроке.

4-Э класс вместе со Светланой Ивановной Гин решал и обсуждал практическую задачу.

Пока ваш корреспондент старательно рассуждала про возможность проделать в ведре ма-алюсенькую дырочку (или поставить на щит электронный замок, который будет открываться только тогда, когда сработает пожарная сигнализация), дети быстро нашли реальное решение.

Затем четвероклассники решили несколько более сложных задач. Что меня поразило — никто, ни один человек не стеснялся высказывать свои предложения и не обижался, если учительница или другие дети его критиковали. Порой даже возникало ощущение, что я нахожусь в шумной аудитории какого-нибудь высшего учебного заведения. На перемене дети собрались вокруг компьютера, включили музыку и что-то рассматривали на экране. Рядом двое мальчишек возились с закапризничавшим ксероксом, пробуя переснять несколько газетных статей.

Следующий урок — математика — проходил в более традиционной форме. Но и тут нашлось место для интересных числовых ребусов и проблемных вопросов. Вспотев от усердия решить хитрые задачки хотя бы не поздней четвероклассников, к своему стыду поняла: таблицу умножения они знают лучше меня. Не говоря уже о проверочной работе: как часто говорит один мой знакомый: «Бейте меня дубиной 20 минут — и то я такого не смогу!». Наконец урок закончился (причем, дети, как мне показалось, не были уставшие). Руководитель 4-Э класса, учитель начальных классов, а теперь — учитель математики Светлана Ивановна Гин и воспитатель «экспериментальных» школьников (она же учитель русского языка и литературы, рисования) Елена Николаевна Леоненко остались в аудитории, чтобы ответить на мои вопросы.

— Уважаемые Светлана Ивановна и Елена Николаевна! Первый мой вопрос не будет оригинальным: что было толчком, импульсом, который вдохновил вас на создание экспериментального класса? Какие идеи, мысли можно считать начальным этапом этого проекта?

С.И. Гин:

Я работаю в школе с 1989 года, за это время окончила аспирантуру при Академии последипломного образования. Начинала работу по развитию творческого мышления с того, что преподавала школьникам факультативный курс «Развитие творческого воображения». Сначала только в двух классах, затем этот предмет ввели в одиннадцати начальных классах. Как мне кажется, дети были довольны. Но один урок — это только «отдушина»: не очень он поможет, если вся школа ориентирована на стандарт. И однажды я подумала: а что если для детей создать полностью такое развивающее, творческое окружение? Так родилась идея экспериментального тризовского класса. Я считаю, что в современных условиях учить школьников только набору знаний — очень мало. И это не только мое мнение, а, по сути, и идея проходящей образовательной реформы. Мы стремимся дать детям универсальные инструменты даже для решения нерешенных задач.

— Проводился ли какой-нибудь конкурсный отбор в экспериментальный класс?

С.И. Гин:

Прежде, чем набрать класс, было четыре встречи с родителями. Первая со всеми родителями будущих первоклассников, вторая — с теми, кто решил отдать своих детей именно в наш класс — таких набралось 40 человек. Потом проходило собеседование. Его целью было не разделение детей, условно, на «хороших» и «плохих», а оценка их творческого потенциала, подготовленность и способность к активной работе в режиме диалога. Учитывались еще и мотивы родителей. Иногда мы стояли перед выбором: или не очень «сильный» ребенок, родители которого, тем не менее, заинтересованы, чтобы он у нас учился, или очень способный ребенок и родители, которые сомневаются, стоит ли отдавать его в экспериментальный класс. В таких случаях мы выбирали «по родителям», потому что поддержка семьи очень важна для работы учителя, особенно в педагогическом эксперименте. Так мы отобрали 20 будущих учеников, но нельзя сказать, что это были исключительно самые способные дети… Так что «стартовые условия» у нас были одинаковые с другими классами параллели.

— С чего вы начинали свою работу? Насколько экспериментальный класс отличался от обычного?

Е.Н. Леоненко:

Хочу сказать, что начало было нелегким. Но уже в 2000 году мы получили в Министерстве образования статус республиканской экспериментальной площадки. Первый год родители постоянно посещали наши занятия: некоторые особенности обучения были непривычными. «Соседскому сыну-первокласснику задали письменное домашнее задание, а моему — нет. Почему?» — такие вопросы часто звучали на родительских собраниях. Подготовительный и первый класс мы вообще учились без домашних заданий, ведь самое главное — не отбить у детей интерес к учебе. Четверо родителей так и не согласились с нашим подходом и забрали своих детей из класса.

С.И. Гин:

Они решили, что в классе не хватает дисциплины. Дело в том, что мы не хотели сковывать двигательную и, как следствие, интеллектуальную активность детей строгими правилами поведения. Посади ребенка неподвижно — «задеревенеют» и мысли. Нашим ученикам можно было высказывать свои мысли и эмоции на уроке.

Е.Н. Леоненко:

Когда дети перешли в первый класс, мы с родителями прямо в классе построили спорткомплекс с турниками и канатами. Прежде всего, мы это сделали с оздоровительной целью, чтобы дети могли больше двигаться. К тому же спорткомплекс помогал школьникам, особенно мальчикам, «сливать» излишки энергии, как физической, так и эмоциональной. Может быть, поэтому конфликтных ситуаций в нашем классе было меньше, чем в параллельных.

С.И. Гин:

Маленький комментарий. Некоторые учителя недоумевали: «Неужели необходим такой свободный диалог детей и учителя? Почему нельзя спокойно поднять руку, спросить или предложить что-нибудь?» И мне всегда хотелось ответить: «А почему нельзя было Архимеду не выскочить с криком: «Эврика!», а спокойно одеться и пойти готовить доклад для ученых коллег?» Если мы решаем задачи, требующие творческого озарения, самый важный момент — это и есть понимание: «Эврика, я решил!». И это всегда должно быть связано с эмоциональным всплеском — только в таких условиях дети сохраняют интерес и творческое отношение к учебе и после школы.

— Какие образовательные и воспитательные цели вы ставили перед собой и насколько их удалось реализовать, на ваш взгляд?

С.И. Гин:

В образовательном плане, кроме успешного усвоения школьной программы, мы стремились развить творческое воображение, поисковую активность, гибкость и критичность мышления, умение решать нестандартные задачи — изобретательские, исследовательские, прогнозные, находить различные варианты решения проблемы. Эти цели достигаются при помощи специальных упражнений, использования в учебной деятельности элементов ТРИЗ, метода «мозгового штурма» и др.

Что касается воспитательных моментов, мы фиксировали внимание на том, чтобы сформировать познавательный интерес, подчеркнуть ценность каждого человека, возможность существования различных взглядов на одну и ту же проблему, научить терпимости и в то же время сомнению при столкновении с необычным, нетиповым взглядом на проблему.

Однако основная наша воспитательная цель — сформировать навыки саморегуляции и самоконтроля. Необходимо, чтобы у учеников возник «внутренний цензор» и чтобы именно он, а не страх перед наказанием, регулировал дисциплину и поведение школьников.

Е.Н. Леоненко:

В нашем обществе нередко внешняя, формальная культура подменяет внутреннюю. Мать требует: «Вася, скажи спасибо». Вася сказал — значит, он вежливый. Однако без матери эту вежливость как рукой снимает. То же самое бывает в школе: учитель за порог — и дисциплины как не бывало. От такого формального подхода мы отказались. Мы сняли шоры и позволили детям вести себя так, как они умеют. Поэтому вначале с дисциплиной были проблемы. Однако они были ясно видны, понимаете? И мы знали, откуда они идут, чего не хватает нашим воспитанникам. Зато сейчас мы в них уверены.

С.И. Гин:

Основной принцип нашей работы со школьниками — взаимная ответственность. Мы отучили их бояться признавать свои ошибки. Для них контрольная работа — не стресс, а «градусник», который показывает, все ли в порядке с учебой или нужно «подтянуться».

Показательный пример: однажды во втором классе, когда дети писали контрольную работу по таблице умножения, мне необходимо было на некоторое время покинуть аудиторию. Как известно, таблица умножения есть в конце каждой тетради. Однако потом, при проверке, я нашла ошибки и поняла, что мои ученики не списывали. Этими ошибками я гордилась, как высокими достижениями!

Не менее, чем внутреннюю дисциплину, важно воспитывать уверенность в собственных силах, умение ставить цели и достигать их. Например, вчера дети получили листки «Моя учебная цель на эту четверть», где они должны написать, каких результатов хотят достичь и что для этого планируют делать.

— И насколько серьезно дети относятся к такой форме самоконтроля?

С.И. Гин:

Одно из основных правил нашей классной жизни — регулярный самоанализ и коллективный «разбор полетов». В начале четверти мы ставим учебные цели, а в конце — анализируем, что получилось. Мы объясняем детям, что умение ставить цели — очень важная черта характера и непременное условие будущего успеха. Каждый человек — хозяин своей судьбы, и за свои поступки он отвечает сам. Понимание этого — возможно, самое важное, что наши дети должны вынести из школы…

— Планируете ли вы продолжить эксперимент в средних и старших классах?

С.И. Гин:

Уже сейчас мы продолжаем эксперимент в среднем звене. Что касается старшей школы, пока трудно сказать. Я специализируюсь на работе с младшими школьниками, и моя методика тоже рассчитана на этот возраст. Несомненно, что этот класс и дальше будет осваивать теорию решения изобретательских задач, но говорить о введении элементов ТРИЗ в другие учебные предметы пока рано.

— Кто поддерживает ваш эксперимент, сотрудничает с вами? Имеется ли взгляд со стороны, объективная оценка специалистов?

С.И. Гин:

Самая важная поддержка эксперимента — это понимание и помощь родителей, вместе с ними мы построили спорткомплекс, приобрели видеомагнитофон, компьютер, принтер, ксерокс, чтобы наши дети овладевали современными средствами работы с информацией.

Еще нужно сказать «Спасибо» администрации школы за то, что нам идут навстречу, разрешили, хотя не без трудностей, безотметочное обучение. Вообще, нашей школе не привыкать к экспериментам: она славится собственными предметными олимпиадами, спортивными достижениями.

Понятно, что эксперимент поддерживают районный и городской отделы образования, белорусская ассоциация ТРИЗ. За нашей работой наблюдают специалисты Гомельского филиала Республиканского
научно-исследовательского института радиационной медицины и городского психологического центра. Мониторинг эксперимента позволил получить очень интересные результаты.

Когда на прощание я спросила у ребят, что можно написать про экспериментальный класс, предложения посыпались, как из мешка. И про поездку в Артек на 7-й международный конкурс. И про экскурсию в Минский театр юного зрителя. И про неделю проектов. И про оформление школьного информационного стенда с новостями науки и техники. И про альбом «Друзья класса». И про то, какие интересные задания дает Светлана Ивановна и как порой трудно дождаться конца каникул, чтобы побыстрее пойти в школу…

Я смотрела на них и вспоминала результаты российского эксперимента: все 22 выпускника экспериментального класса петрозаводской гимназии поступили в престижные вузы. Гомельский эксперимент еще далек от завершения, но уже сейчас три ученика в классе заняли призовые места в районе на математической олимпиаде «Кенгуру», у четырех человек — дипломы за состязания по русскому языку «Русский медвежонок».

Безусловно, как и все новое, эксперимент невозможно (да и не нужно!) воспринимать только в розовом цвете, без критики. Это признают и сами педагоги. Но главное, как мне кажется, я увидела. Это живые заинтересованные глаза детей, которым действительно нравится их дело, нравится работать на уроке и решать свои — пока что учебные — но! изобретательские задачи.